Справочник «Сюжеты»

Шкловский Виктор Борисович
(1893—1984)

Русский литературовед, критик, теоретик литературы, прозаик, журналист, сценарист, теоретик кино.

Родился в Санкт-Петербурге. Отец — Борис Владимирович Шкловский, преподаватель, содержавший до революции «торговую школу», а также математические «курсы для взрослых», после революции профессор Высших артиллерийских курсов. Мать — Варвара Карловна Шкловская (урожд. Бундель), домашняя хозяйка. Шкловский рано проявил интерес к искусству (по собственному признанию, еще в гимназии он писал прозаические сочинения и работы по теории прозы). Первая публикация увидела свет в журнале «Весна» (1908). Сменил несколько учебных заведений, прежде чем окончил гимназию и поступил на филологический факультет Петербургского университета, где проучился три года, параллельно занимаясь в художественной школе Шервуда.

23 декабря 1913 в литературно-артистическом кабаре «Бродячая собака» Шкловский прочел доклад «Место футуризма в истории языка», из которого выросла затем концепция развития литературы, разрабатываемая им в течение жизни. На основании материалов к докладу была написана первая крупная теоретическая работа — брошюра «Воскрешение слова» (1914). Автор страстно отстаивал мысль, что восприятие любого художественного явления, будь то отдельное слово или целое произведение, со временем автоматизируется и, как следствие: «Мы не переживаем привычное, не видим его, а узнаем». Чтобы искусство стало «переживаться» вновь, надо обновить восприятие, уничтожить автоматизм. Доклад и брошюра стали отправной точкой для формирования новой литературоведческой школы — русского формализма.

8 февраля 1914 на вечере «О новом слове», проходившем в Тенишевском училище, Шкловский прочитал доклад «О воскрешении вещей», где развивались сходные идеи. Оба выступления привлекли внимание публики, чему способствовал и шумный скандал, спровоцированный выступавшими на вечере литераторами, среди них и докладчиком.

В том же году увидел свет поэтический сборник Шкловского «Свинцовый жребий», но клокочущий темперамент не мог заменить стихотворного таланта. И это характерно: Шкловский не владел «чистыми» жанрами (так не стала событием его обширная историческая беллетристика), несмотря на то, что как профессиональный литератор был способен написать все — от газетной заметки до оперного либретто.

Осенью 1914, вскоре после начала I мировой войны, уходит добровольцем в армию. Сменив несколько военных специальностей, возвращается в 1915 в Петроград, где служит в школе броневых офицеров-инструкторов.

В этот период с группой единомышленников он готовит первый и второй выпуски «Сборников по теории поэтического языка» (1916, 1917), куда вошли и ставшие впоследствии хрестоматийными работы самого Шкловского «О поэзии и заумном языке» и «Искусство как прием». В последней статье, своеобразном «манифесте» формальной школы, с полемической остротой заявлено: «искусство есть способ пережить деланье вещи, а сделанное в искусстве не важно».

Напряженная научная работа не помешала Шкловскому принять самое активное участие в февральской революции. Он становится членом комитета петроградского Запасного броневого дивизиона, в качестве его представителя участвует в работе первого Петроградского совета. Как помощник комиссара Временного правительства выезжает на Юго-Западный фронт, где 3 июля 1917 во время летнего наступления демонстрирует чудеса храбрости. Приказ от 5 августа гласит: «Стоя в окопах, он под сильным орудийным и пулеметным огнем противника подбадривал полк. Когда настало время атаковать противника, он первым выпрыгнул из окопов и увлек за собою полк. Идя все время впереди полка, он прошел 4 ряда проволочных заграждений, 2 ряда окопов и переправился через реку под действительным ружейным, пулеметным и орудийным огнем, ведя все время за собой полк и все время подбадривая его примерами и словами. Будучи ранен у последнего проволочного заграждения в живот навылет и видя, что полк дрогнул и хочет отступать, он, Шкловский, раненый, встал и отдал приказ окапываться». Георгиевский крест 4-й степени Шкловский получил из рук Лавра Корнилова. Позднее, вновь в качестве помощника комиссара Временного правительства, он отправляется в Северный Иран, где следит за эвакуацией русских войск и откуда возвращается лишь в начале 1918. В Петрограде включается в культурную жизнь, работает в Художественно-исторической комиссии Зимнего дворца.

Резкое неприятие большевизма заставило Шкловского сблизиться с правыми эсерами. Он принимает активное участие в антисоветском заговоре, в частности, в подготовке переворота. Когда заговор был раскрыт, Шкловский покидает Петроград и уезжает в Поволжье. Живя в Саратове, некоторое время скрывается в сумасшедшем доме, одновременно работая над созданием теории прозы: «Писал книгу «Сюжет как явление стиля». Книги, нужные для цитат, привез, расшив их на листы, отдельными клочками».

Затем отправляется в Киев, где служит в 4-м автопанцирном дивизионе, выводит из строя броневик, участвует в неудачной попытке свержения гетмана Скоропадского.

Выполняя просьбу знакомой, уговорившей его доставить крупную сумму денег в Петроград, переодевается и с большой группой бывших военнопленных, возвращающихся из Австрии, добирается почти до самой Москвы. Узнанный сыщиком, спасаясь от неминуемого ареста, которому он должен подвергнуться как член боевой эсеровской организации, на ходу прыгает с поезда. Добравшись до столицы, встречается с Горьким, который ходатайствует за него перед Свердловым. По некоторым источникам, тот выдает ему документ на бланке ЦИКа, где содержится требование прекратить дело Шкловского. В конце года принимает решение больше не участвовать в политической деятельности.

В начале 1919 Шкловский возвращается в Петроград. Этому обстоятельству немало способствовало то, что партия эсеров, руководство которой призвало к отказу от вооруженного сопротивления, была амнистирована.

Шкловский много пишет о литературе, живописи, театре, массовых зрелищах, цирке, отстаивая независимость художественной сферы от идеологии: «Искусство всегда было вольно от жизни, и на цвете его никогда не отражался цвет флага над крепостью города». Такая постановка вопроса характерна для представителей формального метода, толковавших законы литературы, как имманентные, и видевших причину изменения художественных форм в необходимости замены форм старых и потому не воспринимаемых, новыми.

Преподает в Студии художественного перевода при петроградском издательстве «Всемирная литература» теорию литературы и продолжает преподавательскую деятельность, когда студия переезжает в Дом Искусств, где преобразуется в Литературную студию. Там Шкловский читает теорию художественной прозы. Работает над воспоминаниями, регулярно публикуется в газете «Жизнь искусства». В ней появляется статья «Кинематограф как искусство», а в газете «Искусство коммуны» — статья «О кинематографе». Отдельным изданием выходит статья «Связь приемов сюжетосложения с общими приемами стиля» (1919), фрагмент обширной работы по теории прозы, задуманной Шкловским, и коллективный сборник «Поэтика» (третий выпуск серии «Сборники по теории поэтического языка»).

Весной 1920 Шкловский стреляется на дуэли. Затем оставляет Петроград и отправляется на поиски жены (выехала на Украину, спасаясь от голода), в рядах Красной армии принимает участие в боях при Александровске, Херсоне и Каховке. Вновь возвращается в Петроград, селится в общежитии Дома искусств. 9 октября 1920 избран профессором Российского института истории искусств по разделу теория литературы факультета истории словесных искусств.

Важнейшую роль Шкловский сыграл в истории группы «Серапионовы братья», в состав которой вошли некоторые из его слушателей по студии при издательстве «Всемирная литература» и по Литературной студии Дома искусств. Он — не только автор первой статьи о «серапионах», но активный участник собраний, хотя и не являвшийся формально членом группы (по одним источникам получивший прозвище «брат скандалист», по другим — «брат беснующийся»), благодаря его старания увидел свет сборник «Серапионовы братья. Альманах первый» (1922).

В 1921 и начале 1922 активно печатается в журналах «Петербург», «Дом искусств», «Книжный угол», отдельными оттисками выходят его статьи «Развертывание сюжета. Как сделан «Дон-Кихот», «Тристрам Шенди» Стерна и теория романа», «Розанов», публикуется написанная еще в 1919 мемуарная книга «Революция и фронт» (все — 1921).

Появление в Берлине книги Семенова «Боевая и военная работа партии социалистов-революционеров в 1918-1919 гг.» (1922), где упоминался и Шкловский, разрушило сложившуюся ситуацию. Среди бывших эсеров начались аресты, и Шкловский справедливо опасался за свою жизнь и свободу.

Возвращаясь домой ночью 4 марта 1922, он заметил, что окна его и соседней комнат освещены. Без вещей, с одними санками, на которых вез дрова, он отправился к знакомым. Прожив в Петрограде еще десять дней, Шкловский по льду Финского залива бежит в Финляндию.

Его жена, взятая в качестве заложницы, находится некоторое время в заключении. «Освободили ее за виру в 200 рублей золотом. Вира оказалась „дикой“, так как внесли ее литераторы купно. Главным образом Серапионы», — писал он Горькому. В финском карантине работает над продолжением мемуаров, рассказывающих о событиях недавнего прошлого, в том числе, и о своей работе в эсеровской организации. Книга писалась таким образом, чтобы из нее нельзя было почерпнуть компрометирующих сведений на каких бы то ни было третьих лиц. Дописывалась книга уже в Берлине, где вышла под названием «Сентиментальное путешествие» (1923), объединив в качестве отдельных частей появившиеся ранее «Революцию и фронт» и «Эпилог».

В книге в полной мере воплотилась писательская манера Шкловского. Напряженная интонация и библейская символика (ветер, замыкающий круги своя), неожиданность образов (обезьяны, как птицы, на дереве) и библейская же простота описаний неисчислимых бедствий русских, айсоров и курдов, воспоминания о Персии, перемежающиеся с воспоминаниями о Галиции, Киеве и Петрограде, создают единую картину России в 1917—1922.

С конца 1922 Шкловский начинает хлопотать о возвращении на родину. При этом напряженно работает — выступает с лекциями, пишет статьи, сотрудничает с фирмой «Руссторгфильм». В Берлине выходят книги «Литература и кинематограф» (1923) и «Ход коня» (1923), составленная из статей, написанных в 1919—1921.

В Берлине Шкловский создает (по его словам, диктует за неделю) книгу «Zoo. Письма не о любви, или Третья Элоиза» (1923), имеющую посвящение Эльзе Триоле, в которую он был влюблен. Картины русского Берлина завершаются письмом, адресованным во ВЦИК, с просьбой пустить автора обратно домой. Вернулся в Россию в сентябре 1923.

Обосновавшись в Москве (непременное условие, при котором его впустили в страну), он интенсивно работает, причем не всегда в области искусства (какое-то время служит в Льнотресте). Печатается в периодике, выпускает сборник «О теории прозы», объединивший некоторые старые статьи, и написанный совместно со Вс. Ивановым на тему будущей химической войны авантюрный роман в девяти выпусках «Иприт» (оба — 1925).

В 1926 выходит книга «Третья фабрика», заключительная часть автобиографической «трилогии» Шкловского, включающей также «Сентиментальное путешествие» и «Zoo». По утверждению автора, первая фабрика — семья и школа, вторая — ОПОЯЗ, третья обрабатывает его «сейчас», то есть, это и Третья фабрика Госкино, где он работает, и в широком смысле жизнь.

Одна за другой появляются книги о современной литературе «Удачи и поражения Максима Горького» (1926), «Пять человек знакомых» (1927) и «Гамбургский счет» (1928), название которой стало нарицательным. Это крылатое выражение подразумевает подлинную значимость художника (на цирковых чемпионатах борцы действуют по указанию антрепренеров, но раз в году они собираются в гамбургском трактире и борются без публики, это необходимо, «чтобы не исхалтуриться»). В эти же годы Шкловский интенсивно пишет о кино и для кино. Среди работ, созданных им в соавторстве или самостоятельно, сценарии фильмов «Крылья холопа», «По закону», «Предатель» (все — 1926), «Третья Мещанская», «Ухабы» (оба — 1927), «Два броневика», «Дом на Трубной», «Казаки», «Капитанская дочка», «Овод», «Последний аттракцион» (все — 1928).

Интерес Шкловского постепенно смещается в область истории литературы, о чем свидетельствовали книги «Материал и стиль в романе Льва Толстого «Война и мир» (1928) и «Матвей Комаров, житель города Москвы» (1929), посвященная полузабытому лубочному писателю. Превосходно чувствующий атмосферу времени, Шкловский видел, что время меняется. Появлялись статьи и книги, где формальный метод и его представители подвергались суровой критике.

27 января 1930 в «Литературной газете» была опубликована статья Шкловского «Памятник научной ошибке», воспринятая многими как сдача позиций и капитуляция. Осуждение автором формализма и своей роли в нем не столько свидетельство о разочаровании в самом методе, сколько о не совсем удачной попытке заявить о лояльности (Шкловский был единственным из представителей формальной школы, за которым числились «хвосты», в том числе, и политические).

Попытка договориться, на сей раз с самим собой, заметна и в книге «Поденщина» (1930), с ее пафосом ежедневных мелких свершений, поденной литературной работы, и в написанной ранее «Технике писательского ремесла» (1927), где провозглашается принцип «второй профессии» для писателя, которая, по мысли автора, необходима, чтобы не потерять ощущения действительности. Новым, по сравнению с прежними взглядами Шкловского, является осознание места литератора в потоке жизни.

Шкловский много ездит по стране, участвует в горьковских начинаниях, входит в авторский коллектив по написанию истории Магнитостроя, осенью 1932 отправляется на Беломорско-Балтийский канал. Главной целью поездки является не сбор материала (хотя Шкловский написал обширные фрагменты для коллективной книги 1934, посвященной строительству), а встреча с братом — филологом Вл. Шкловским (1889—1937), активным деятелем иосифлянского движения, находившимся в заключении, и по возможности облегчение его участи. Именно тогда родился один из самых известных афоризмов Шкловского. На вопрос сопровождавшего его чекиста, как он себя здесь чувствует, он ответил: «Как живая лиса в меховом магазине».

Книга «О советской прозе» в свет не вышла. «Заметки по истории и теории очерка и романа», над которыми долгое время работал Шкловский, остались не завершенными. Он пишет историко-литературную монографию «Чулков и Левшин» (1933), историко-биографические книги «Капитан Федотов» и «Марко Поло» (обе — 1936), выпускает сборник статей «Дневник» (1939), формально похожий на его оригинальные книги, однако лишенный внутренней органической цельности, мемуарную книгу «О Маяковском» (1940).

Во время Великой Отечественной войны Шкловский находится в эвакуации в Алма-Ате, впечатления от этого периода отчасти нашли отражение в книге «Встречи» (1944). Сильным, возможно, необратимым потрясением стала для него смерть сына, погибшего в бою за несколько месяцев до победы.

В 1949, когда шла борьба с космополитизмом, Константин Симонов в журнальной статье выступил с утверждением, что «Гамбургский счет» — «абсолютно буржуазная, враждебная всему советскому искусству книга». В послевоенный период Шкловского публикуют мало и лишь в периодике. Отчасти выручали переводы с языков народов СССР и киносценарии «Алишер Навои» (1947), «Далекая невеста» (1948), «Чук и Гек» (1953), написанные самостоятельно или в соавторстве. Книги вновь начали выходить в период общественных перемен, наступивший после смерти Сталина. Это «Заметки о прозе русских классиков» (перв. изд. — 1953), «Повесть о художнике Федотове» (1955), «За и против. Заметки о Достоевском» (1957), «Исторические повести и рассказы» (1958), «Художественная проза. Размышления и разборы» (1959).

Последние десятилетия жизни Шкловского отмечены спокойствием и стабильностью. Он — признанный классик литературоведения, идеи которого вошли в научный оборот. Мемуарная книга «Жили-были» (1962), биография «Лев Толстой» (1963), сборник «За сорок лет. Статьи о кино» (1965), двухтомник «Повести о прозе» (1966) и литературоведческая книга «Тетива. О несходстве сходного» (1970) делают его имя популярным у широкого круга читателей, ничего не добавляя к прежним научным открытиям. Способствовали популярности и многосерийные телевизионные фильмы «Жили-были» (1972) и «Слово о Льве Толстом» (1978), по сути, развернутые монологи Шкловского, зафиксированные на пленку.

Государственная премия СССР за 1979, которой была отмечена книга «Эйзенштейн» (1973) подтвердила высокое официальное признание Шкловского и отсутствие претензий к нему со стороны государства. Теперь он — почетный реликт, современник давно ушедшей эпохи, — мнение, которое сам он пытался опровергнуть, свидетельство чему — постоянный труд. Последние, вышедшие прижизненно, книги — «Энергия заблуждения» (1981) и «О теории прозы» (1983) — коллаж из воспоминаний и теории литературы, фрагменты бесед «под магнитофон».

Значение Шкловского для русской культуры трудно переоценить. Один из создателей и центральных фигур Общества изучения поэтического языка (ОПОЯЗ), он не только принес в науку новую терминологию, а с ней и новый подход к литературным явлениям (среди его важнейших понятий такие, как «материал» и «прием»), побуждая исследовать не общественные типы или отношения, отразившиеся в произведении, а его конструкцию.

В качестве героя или прототипа он присутствует в книгах Булгакова «Белая гвардия» (Шполянский), Форш «Сумасшедший корабль» (Жуканец), Каверина «Скандалист, или Вечера на Васильевском острове» (Некрылов), Вс. Иванова «У» (Андрейшин). У двух последних авторов критический диалог со Шкловским продолжался всю жизнь, перейдя со страниц беллетристики на страницы мемуаров. Можно говорить о столь же активном, хотя не законченном диалоге с Платоновым, которого Шкловский впервые упомянул в «Третьей фабрике», и который писал о Шкловском и в критических статьях, и в памфлете «Антисексус», Шкловский, по предположению исследователей, был прототипом Сербинова из повести «Котлован».

Умер Шкловский 5 декабря 1984 в Москве.

Россия, 2004, 100 лет со дня рождения Бориса Ливанова